– Отличная попытка, – обронил он, – но игра закончена. Будь мужчиной.
Команды выстроились в две линии и прошествовали мимо друг друга, скандируя: «Хорошая игра, хорошая игра!» – после чего матч закончился. Крис собрал своих игроков возле раздевалки и произнес несколько ободряющих слов, затем отпустил их к родителям. Кто-то из отцов настаивал на том, что он должен оспорить решение судьи, но Крис покачал головой и посоветовал готовиться к следующей игре.
– Папа, – позвал Бен, потянув его за руку, – мы можем остаться и посмотреть на игру Си-Джея?
– Нет, милый, – послышался сзади женский голос.
Голос Торы…
– Ну почему, мама? Ведь папа не сказал «нет»!
– Ладно, – сухо улыбнулась Тора. – Тогда спроси его, и послушаем, что он скажет.
Бен просиял улыбкой и посмотрел на Криса:
– Можно, папа? А? Можно?
– Конечно, – ответил Шепард. – Посмотрим, как Си-Джей справится с Уэббом Фурнитуром.
Бен испустил радостный вопль и бросился к трибунам.
– Зачем ты это сделал? – спросила Тора, удивленно сдвинув брови. – Я думала, мы проведем больше времени дома.
– Ему очень хотелось.
– Но я завтра уезжаю.
– Ты сама так решила, – напомнил Крис.
Жена посмотрела на него так, словно он дал ей пощечину.
– Тебя не будет всего три дня, – добавил он. – Верно?
Тора молча кивнула.
Он прошел мимо нее к трибунам. Ему казалось, что Тора окликнет его, но она этого не сделала. Продолжая идти, Крис пытался справиться с эмоциями. Вернувшись в свой офис, он сразу сделал то, что предложила ему Морс, – проверил телефонные счета Торы. Несколько звонков поступили с незнакомых ему номеров, но среди них не было телефона Шейна Лэнсинга. Крис легко проверил это, перезвонив всем абонентам. Странно, что ни один вызов не был принят в двенадцать двадцать восемь. Более того, никто не звонил в интервале тридцати минут до и после этого момента. Оставалось одно из двух – либо агент Морс ошиблась, либо у Торы был мобильный телефон, о котором Крис не знал.
Небо уже пылало от заката, когда Элдон Тарвер остановился перед просторным домом, выстроенным рабами за полтора столетия до его рождения. Особняк в классическом стиле, одно из лучших зданий в Уиксберге, стоял на крутом берегу Миссисипи, возвышаясь над излучиной реки, которая в прошлом считалась стратегической позицией. Неподалеку размещалась тяжелая артиллерия, пятьдесят дней державшая Улисса Гранта на расстоянии от города, пока осажденные южане ели крыс и молились Господу. «Сколько человек погибло в этой войне? – спросил себя Тарвер. – Пятьдесят тысяч при одном Геттисберге? И ради чего? Чтобы освободить рабов, которые построили этот дом? Или сохранить Союз? Неужели генерал Джексон умер за то, чтобы расплодить кучу бездельников, которые не помнят собственной истории и почти не знают арифметики? Если бы все эти бравые солдаты в сине-серой форме увидели, к чему приведут их подвиги, они побросали бы оружие и разбежались по домам».
Доктор Тарвер отступил в густую тень дубов и проследил, как длинный «линкольн» свернул с дороги и плавно подкатил к дому. Когда машина остановилась, из нее вышел упитанный мужчина в испачканном костюме и грузным шагом направился к особняку.
Уильям Брейд.
Тарвер снял рюкзачок и положил на землю. В воздухе по-весеннему пахло ароматной жимолостью. Этот запах всегда напоминал доктору детство в Теннесси.
Брейд потратил почти минуту, чтобы вставить ключ в замок. Он давно не брился, и у его костюма был помятый вид. Не успев открыть дверь, Брейд вытащил телефон и ответил на чей-то звонок. Он говорил очень громко, но доктор не мог разобрать ни слова. Потом Брейд отошел на несколько шагов от дома – очевидно, чтобы улучшить прием сигнала, – и Тарвер, взглянув на часы, вернулся к своим мыслям.
Вся Америка, как и Уильям Брейд, катилась к саморазрушению. Она расточала силы на бессмысленные войны и снабжала материальными ресурсами будущих врагов – верный путь к неизбежной катастрофе. Тарвер считал, что Чарльз Дарвин не только был великим мыслителем, но и обладал даром предвидения. Открытые им законы работали на всех уровнях жизни, от микробов до наций. Доктор сам был свидетелем того, как они управляли обществом с точностью идеального хронометра. Как и все научные открытия, закономерности Дарвина описывали прошлое и предугадывали будущее. Вот почему Тарвер стал одним из немногих ученых, предсказавших появление СПИДа. По той же причине он твердо знал, что так называемый новый тип войны, о котором теперь кричали на всех перекрестках, – не с государствами, а с террористическими группами, – полная ерунда.
В его дальновидности не было ничего сверхъестественного. Будущее надвигалось на Америку так стремительно, что никакие силы не могли остановить его. Каждый человек, знавший, что такое «холодная война», мог предсказать его еще лет пять назад. Это будущее называлось «Китай» – древняя империя, возрожденная техническим прогрессом, методичная машина экономической экспансии, ее мало интересовали этические нормы, экология, человеческая жизнь или судьба других народов. Тарвер не сомневался, что в ближайшие годы Китай вступит в смертельную схватку с США – единственной реальной силой, оставшейся на планете. И Америка безнадежно не готова к этой войне.
Продолжая говорить по телефону, Брейд бесцельно бродил по лужайке, потом вдруг свернул в сторону и направился прямо к Тарверу. Доктор напрягся, но толстяк шагнул влево и остановился у куста с ухоженными розами. Он продолжал кричать что-то в трубку. Тарвер даже на расстоянии чувствовал, что он в стельку пьян.