Теперь Алекс, выходя из лифта, вдыхала резкий больничный запах, мысленно переносивший ее на три месяца назад, когда кровь хлестала из ее лица, точно из прохудившегося крана. В конце коридора высилась огромная деревянная дверь с надписью «Отделение нейрохирургической реанимации». Алекс распахнула ее, будто новичок-парашютист во время первого прыжка, готовясь услышать почти неизбежное: «Прости, Алекс, уже поздно», – и упасть в головокружительную пропасть.
Реанимация состояла из двенадцати стеклянных палат, тянувшихся вокруг поста сиделки в форме буквы U. Часть палат была задернута занавесками изнутри, но за прозрачной стеной в одной из них Алекс увидела Билла, говорившего с женщиной в белом халате. Огромный Билл нависал над ней, как башня, но красивое лицо было искажено тревогой, и женщина, судя по всему, пыталась успокоить его. Почувствовав присутствие Алекс, Билл поднял голову и замолчал на полуслове. Она направилась к палате. Билл бросился навстречу и прижал ее к своей груди. В таких случаях Алекс всегда чувствовала себя неловко, но сейчас не могла уклониться от объятий. Да и зачем? Они оба нуждались в поддержке, в ощущении близости и семейного единства.
– Ты прилетела вертолетом? – спросил Билл глубоким басом. – Как тебе удалось добраться так быстро?
– Она жива?
– Грейс еще с нами, – ответил Билл странно формальным тоном. – Пару раз приходила в сознание. Спрашивала о тебе.
У Алекс замерло сердце, но прилив надежды вызвал слезы на глазах.
Женщина в белом халате вошла в палату. Она выглядела лет на пятьдесят, у нее было приятное, но строгое лицо.
– Это невролог Грейс, – объяснил Билл.
– Меня зовут Мередит Эндрюс, – представилась женщина. – А вы та, кого Грейс называет Кей-Кей?
Алекс не удержала слез. Кей-Кей – ее семейное прозвище, произведенное от второго имени – Кэроли.
– Да. На самом деле я Алекс. Алекс Морс.
– Специальный агент Морс, – нелепо добавил Билл.
– Сестра спрашивала обо мне? – спросила Алекс, вытирая щеки.
– Грейс только о вас и говорит.
– Она в сознании?
– Сейчас – нет. Мы делаем все, что можем, но вы должны готовиться… – Доктор Эндрюс бросила на нее оценивающий взгляд. – Должны готовиться к худшему. Грейс привезли сюда с тромбозом, но она дышала самостоятельно, и меня это обнадежило. К сожалению, позже мозговое кровообращение ухудшилось, и я решила начать тромболитическую терапию, чтобы растворить сгусток. Иногда это дает чудесные результаты, но существует большой риск кровоизлияний в мозгу или где-нибудь еще. Вероятно, именно это сейчас и происходит. Мы могли бы сделать МРТ, но я не хочу рисковать и передвигать больную. Грейс по-прежнему дышит сама, и это наша главная надежда. Если она перестанет дышать, мы немедленно начнем интубацию. Наверное, мне следовало сделать ее раньше, – доктор Эндрюс взглянула на Билла, – но ей так хотелось с вами пообщаться, а после интубации это будет невозможно. Тем более, что она уже не в состоянии ничего писать.
Алекс вздрогнула.
– Не пугайтесь, если она с вами заговорит. Речевые центры повреждены, и слова звучат невнятно.
– Я понимаю, – нетерпеливо произнесла Алекс. – У нашего дяди был инсульт. Можно мне посидеть с ней? Мне все равно, в каком она состоянии. Я просто хочу находиться рядом.
Доктор Эндрюс улыбнулась и повела ее в палату. Возле двери Алекс обернулась к Биллу:
– Где Джеми?
– В Риджленде, у моей сестры.
Риджленд – маленький поселок в десяти милях от города.
– Он видел, как Грейс упала?
Билл с мрачным видом покачал головой.
– Джеми был занят игрой. Он знает, что его мать больна, больше ничего.
– Не думаешь, что надо привезти его сюда?
Алекс пыталась говорить нейтральным тоном, но лицо Билла потемнело. Казалось, он хотел ответить что-то резкое, но потом глубоко вздохнул и пробормотал:
– Нет. – Видя, что Алекс продолжает на него смотреть, Билл понизил голос и добавил: – Не хочу, чтобы Джеми смотрел, как умирает его мать.
– Конечно, нет. Но он должен попрощаться с ней.
– Он так и сделает. На похоронах.
Алекс закрыла глаза и сжала зубы.
– Билл, ты не можешь…
– У нас нет времени на споры. – Он указал на комнату, где ждала доктор Эндрюс.
Алекс медленно приблизилась к кровати Грейс. Бледное лицо над больничным одеялом казалось незнакомым. И все-таки она узнала его. Лицо ее матери. Грейс Морс Феннел едва исполнилось тридцать пять, но она выглядела на семьдесят. Все дело в коже, догадалась Алекс. Она была как воск. Просевший воск. Мускулы, управлявшие лицом сестры, ослабели и уже никогда не напрягутся снова. Глаза Грейс были закрыты, и Алекс с удивлением поняла, что она этому даже рада. Это давало ей время освоиться с новой реальностью, какой бы скоротечной она ни представлялась.
– Все в порядке? – спросила доктор Эндрюс за ее спиной.
– Да.
– Тогда я вас оставлю.
Алекс взглянула на мониторы, отображавшие состояние сестры. Частота пульса, насыщение кислородом, кровяное давление и бог знает что еще. Под повязку на предплечье уходил белый провод; увидев его, Алекс ощутила боль в запястье. Она не знала, что делать дальше. Может, от нее больше ничего и не требовалось. Самое главное – находиться тут.
– Знаешь, чему меня научила эта трагедия? – раздался позади знакомый бас.
Алекс чуть не подпрыгнула на месте, но заставила себя сдержаться. Она не подозревала, что Билл все еще стоит в палате, и ей не хотелось, чтобы он заметил ее слабость.
– Чему? – спросила Алекс.